«Литературная газета», Виктория Пешкова
Пять пудов страстей
20 февраля 2021
Афишу Московского Губернского театра пополнила еще одна пьеса Чехова. Худрук МГТ поставил «Дядю Ваню» и сыграл в спектакле главную роль. Постановка, судя по всему, станет для него этапной – Сергей Безруков примерил на себя судьбу своего ровесника, жившего почти сто двадцать лет назад, и вывел свое доказательство теоремы о независимости душевных страданий от уровня технического и прочих видов прогресса.
Афишу Московского Губернского театра пополнила еще одна пьеса Чехова. Худрук МГТ поставил «Дядю Ваню» и сыграл в спектакле главную роль. Постановка, судя по всему, станет для него этапной – Сергей Безруков примерил на себя судьбу своего ровесника, жившего почти сто двадцать лет назад, и вывел свое доказательство теоремы о независимости душевных страданий от уровня технического и прочих видов прогресса.

«Дядя Ваня» – второе обращение к Чехову Безрукова-режиссера. И можно с уверенностью сказать, что 160-летие драматурга, отмечавшееся в 2020-м, было лишь внешним стимулом к работе. На самом деле всё гораздо глубже. Уже «Вишневый сад», выпущенный им ровно три года тому назад, дал ясный, недвусмысленный ответ на вопрос, чем близок Антон Павлович Сергею Безрукову – своей горячей, неукротимой страстностью. Ответ этот тогда удивил многих.
Очень многих. Поскольку Чехова в силу давно сложившихся традиций играют, в основном, как бы это помягче выразиться, бестелесно. А для Безрукова чеховские герои отнюдь не бесплотные тени «уходящего прошлого», нараспев изрекающие хорошо поставленными голосами эфемерные постулаты о пользе труда и лучезарном будущем, которое может наступить уже лет эдак черед сто с небольшим. Мы в этом «будущем» живем и на собственной шкуре ощущаем, как безжалостный Молох с нескрываемым злорадством перемалывает в пыль вечные истины, казавшиеся незыблемыми всего несколько десятилетий тому назад.

Автор фото – Герман Жигунов
В режиссуре Сергея Безрукова чеховские герои – люди из плоти и крови, коим не чуждо ничто человеческое, ни высокое, ни низменное, а потому они способны на сильные, яркие, порой абсолютно выходящие из-под контроля чувства. И этим «губернцы» в каком-то смысле продолжает линию «современниковцев» – нет, не распадается, как бы этого кому-то ни хотелось, заветная связь времен! – исток которой в «Трех сестрах», поставленных Галиной Борисовной Волчек еще в середине 70-х. Для многих тогда было настоящим шоком как Валентин Гафт играл Вершинина неблагообразным полковником, а эдакой облагороженной версией поручика Ржевского. Что, если идти от психологии, абсолютно правильно, ведь Вершинин далеко не нестарый, полный нерастраченной силы мужчина, замерзающий от одиночества в собственном доме, которому нужно не только душевное тепло. Игорь Кваша писал потом в своей книге «Точка возврата»: «…я ненавижу псевдочеховское уныние и многозначительное выпевание его слов, элегический разговор. Я ненавижу этот сценический штамп Чехова… Чехов в этом смысле сексуален, грубо говоря, а его играют асексуально. Я за большие страсти, за то, чтобы клокотало в груди». Вот именно так и играют «Дядю Ваню» в МГТ.

Войницкий в трактовке Безрукова – это вариация вершининской темы. Дядя Ваня ведь тоже отнюдь не старик! И любит он Елену Андреевну (Карина Андоленко), как только и может самозабвенный романтик любить женщину, которую он возвел на пьедестал идеала всего самого прекрасного, что может быть в человеке. И когда он понимает, что перед ним не возвышенный ангел, а земная женщина, томимая тою же тоской, тою же страстью, что гложет его самого, и готовая, в отличие от него воплотить грезы в грубую реальность – мир для него рушится. Не тогда, когда профессор Серебряков пытается посягнуть на имение, которому дядя Ваня отдал всю жизнь, а именно при виде любимой женщины в объятиях соперника.

Уставший от жизни и от самого себя доктор Астров (Антон Хабаров) прекрасно обходится без идеалов. Он пережил их крушение, но выжил. И продолжает жить, не создавая себе новых иллюзий: Михаил Львович уверен – женись он на Соне (Диана Егорова), эта милая, добрая девушка очень быстро превратится в такую же жертвенницу, какой Елена Андреевна стала при своем профессоре, прячась от реальной жизни за чувством долга.

Но Астрову Сонина жертва без надобности. И это отчасти роднит его с Серебряковым. Очень жестко сыгранный Григорием Фирсовым, профессор и истерит не столько от дурного характера, сколько от усталости – быть кумиром ужасно утомительно. Впрочем, и отказаться от почестей, к каким привык за всю жизнь, он тоже не готов. Он понимает, что жена давно его разлюбила, и это оскорбляет в нем мужчину, не желающего сдаваться на милость старости. Утешением ему служит лишь неизменное преклонение маман. Марья Васильевна в исполнении Елены Цагиной тоже женщина страстная, и, возможно, бывший зять волнует ее сердце не только «по-родственному»; актриса очень деликатно приоткрывает нам свет женственности, еще пробивающийся через пепел прожитых ее героиней лет.

Одним словом, никто в семействе Войницких без кумиров существовать не может. Марья Васильевна и Соня держатся, каждая за своего, из последних сил. А дяде Ване уже держаться не за что. Из него действительно мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский, да кто угодно, если бы он жил своей жизнью, а не жизнью своих кумиров. Но жить нечем, и потому раскачивающаяся в неотвратимостью вселенского метронома лодка несет его не к небу в алмазах, а в мрачное царство Аида, где нет ни страстей, ни идеалов…